В целом ничего такая версия, только вот Пирифлегетон отсутствует начисто, да еще эта наивная уверенность, что дворец Владыки где-то на окраинах торчит...
Даже не знаю, чем зацепило. То ли неожиданное сравнение Персефоны с пьяной волчицей О_О, то ли эпичная перепалка с Герой: "Аид, ты слишком распустил жену" - "Гера, а ты что-то мужа распустила...". Малость всяких неточностей, конечно, но характеры такие...характерные, да. Очень понравились диалоги.
ПЕРСЕФОНА Руки доброй женщины, обвившиеся вокруг шеи мужчины, - это спасательный круг, брошенный ему судьбой с неба. Д .Джером Все, что ты мнишь безобразным, не есть ли оно то, чего ты никогда не стремился достигнуть и в чье сердце не желал проникнуть? Аль-Мустафа
* Деметра была одной из милосерднейших богинь Олимпа. Она была вторым ребенком Кроноса и была проглочена им. Она была шестой и предпоследней женой Зевса. У нее были волосы цвета пшеницы и зеленые глаза. Деметра была богиней плодородия, благодаря ей земля устилалась травой, и на месте пожарищ снова росли деревья. Могущественнее Деметры были только Гера, Афина и Афродита. Она научила людей возделывать в землю…. но в памяти народной она осталась в первую очередь как мать Персефоны - удивительнейшей из богинь, и один из самых известных мифов древней Греции - миф о Деметре и Персефоне… И расскажу я вам историю о дочери урожая и жене мрака подземного царства, о женщине со взглядом волчицы, о женщине, которая добилась того, что мать ее упоминали - как ЕЕ мать, а мужа ее - как ЕЕ мужа, а не наоборот… * Персефона росла избалованным и нежным ребенком, Кора - называли ее тогда. Мать окружила ее заботой и любовью, она вырастила для нее прекрасную рощу, и прекрасный луг, где росли красивейшие из растений, когда-либо произведенных землей. Юная Кора не знала, что такое дождь, или снег. Дядя ее, Гелиос, любил играться с нею, отправляя веселых зайчиков к прекрасной роще. Иногда резвилась она со своими подругами Иахе и Левкиппой. Но хоть она и напоминала свою мать, но характер взяла отцовский, своенравный и сильный, и пускай не ярко он проявлялся еще в условиях цветения и счастья, но все же Персефона регулярно сбегала из-под надзора матери и подруг и беспечно гуляла в своем воздушном и пестром сарафане. * Был жаркий и обычный день Она, скучая, срывала цветы, и тут же бросала их - все эти цветы, все это было так привычно, и отчего то так скучно… Вдруг она затаила дыхание: нечто невероятное предстало ее взгляду. Этот цветок…. Стебель его стелился по земле и из него росло нечто удивительное, пышное, благоухающее… Каждый отдельный цветок был размером с ее ладонь, а лепестки имели форму сердца. И цвет, какой цвет! Она протянула руку и сорвала один цветок. Он уютно лежал на руке и нежно всматривался в нее. Тогда она вспыхнула и стала жадно срывать их один за другим - разве могла заметить опьяненная Персефона, что земля вокруг странно просела. Она не видела ничего, и тут вырвались из под земли четыре гигантских вороных коня, а за ними влекомая ими пурпурная колесница. Только один раз успела крикнуть Персефона, когда схватил и затащил ее в колесницу страшнейший из существующих богов - бог Аид, бог мерзкий и противный, ибо был он богом подземного царства, и все живое обходило его стороной. * читать дальшеАид зажал ей рот рукой, и Персефона, замерев на мгновение, всмотрелась в похитителя. Безумно похож на отца, но черты лица словно вырублены и глаза цвета закаленной стали. Он смотрел на нее без улыбки и злости, в руке, прижавшей рот, чувствовалась нечеловеческая сила. Персефона дернулась, и Аид отпустил ее. - Если мой отец узнает, - начала она дрожащим голосом. - Ты знаешь, кто мой отец? - Знаю. Как же мне брата родного не знать. – ответил он издевательски. - Ты то хоть знаешь, кто я? - Персефона мотнула головой и испуганно посмотрела на него. - Видишь ли Персефона, я владелец подземного царства - мрачный и устрашающий Аид. Персефона уселась поудобнее и повторила уже чуть спокойнее: - Если мой отец… - Ну что твой отец!? – нетерпеливо отмахнулся он, - понимаешь, Персефона… одиноко мне в моем царстве, но ни одна из богинь Олимпа не хочет спускаться в Аид - темно им там, сыро, амброзии и нектара нет… И тени, тени, тени… Да и я угрюм и скучен, буду честен перед собой… Но так тоскливо, Персефона! Вот я и обратился к Зевсу за помощью, что б он мне посоветовал достойную царицу, а я уж… - Ты, ты подло заманил меня! Создать такую прелесть для такого черного дела! - она отбросила цветы, которые до сих пор оставались в ее руках. - Не я их создал. - возразил Аид, - не способен я создавать… Это Гея. - Персефона со стоном схватилась за голову. - Куда, куда ты везешь меня? - Мы уже. – кратко ответил он и вышел первым, услужливо протянув руку Персефоне. Она спустилась сама и сразу отскочила от него. Оглянулась кругом и тут же заревела от отчаяния. Черный и бесплотный мир окружал ее. Ни луча солнца, ни одного цветка, толпы любопытных теней, шепчущих что-то чуть слышно и непонятно. Юная Персефона повалилась на землю и забилась в истерике. И не было даже неба, которое увидело бы ее горе. Аид подскочил к ней и осторожно поднял. - Сефо, Сефо, не плачь! Ты привыкнешь, Сефо. Я сделаю все, что б тебе было комфортно здесь. - Она звонко ударила его и оттолкнула. - Не смей прикасаться ко мне! - крикнула она , - не смей называть меня Сефо! Я Персефона, и только Персефона! Не смей надеяться, что я привыкну к Аиду после садов своей матери! Не смей, слышишь? - закончила она неожиданно тихо. Аид слушал и бесстрастно ответил: - Слышу. Покажи ей ее покои. - приказал нимфе Ортхе и исчез средь теней. Тихая Ортхе отвела девушка. Пройдет всего несколько лет, когда эта нимфа – одна из любимиц Аида, будет убита Персефоной… * Она отказывалась от еды и не позволяла Аиду прикасаться к ней. Она смотрела на него с ненавистью и страхом. Аид приходил каждый день, и каждый раз уговаривал ее поесть. - Не будет здесь ни амброзии, ни нектара – с досадой говорил он. – Ешь. Попробуй, это вкусно. - Персефона только молча отворачивалась. Он садился рядом и смотрел на нее; она боялась его глаз, и пряталась от них. Он вздыхал и молча уходил. Однажды Аид схватил ее и силой поцеловал - Персефона вырвалась, и теперь отворачивалась, стоило ему только зайти… * Нечеловеческий визг Персефоны пронзил подземное царство в эту ночь, и Аид мгновенно оказался в ее покоях. Он подхватил дрожащую и плачущую богиню, и крепко обнял ее. - Что случилось, Сефо? Что случилось, родная? Я рядом, слышишь? Я рядом, я защищу тебя, ты в безопасности, сефо… - Она все еще тряслась, и он обнял ее крепче. - Кто испугал тебя? - Это… отвратительное существо… - начала она, и Аид только теперь увидел Цербера – пса-охранника Царства мертвых. - Он так напугал меня! Я думала, он съест меня, этот мерзкий пес… - Аид молча опустил руки и отошел от нее на полметра. Персефона всхлипнула, опять со страхом поглядывая на чудовище - Этот мерзкий пес – медленно сказал Аид, и Персефоне стало страшно, потому что она почувствовала как он зол и как он могущественен этот мерзкий пес неисчислимое время служит мне верно и преданно этот мерзкий пес, - он возвысил голос - единственное существо, которое любит меня в этом проклятом мире! Этот мерзкий пес всегда радуется мне и моему приходу! - Персефона еще раз взглянула на Цербера и закрыла глаза. Пройдет еще много времени, прежде чем она почувствует к нему хоть малейшую привязанность. - Просто я испугалась, Аид… - сказала она жалобно. - Я клянусь, что он не принесет тебе вреда. Персефона кивнула и вернулась в постель, отвернувшись к стене. Аид наклонился к Церберу и потрепал его за ухо. Лишь однажды в своей жизни она плакала после этой ночи… * Персефона вздрогнула и со страхом взглянула на Аида, когда наутро он пришел к ней. Но что-то в его облике заставило сердце тревожно сжаться - он был необыкновенно печален в этот раз. Аид подошел к ней и сел у ее ног. Она молча смотрела на него, и не стала возражать, когда он взял ее руки в свои. - Персефона… - сказал он так горько, что ей захотелось скрыться от этого потока боли и отчаяния. - Твой отец приказал освободить тебя… - У меня нет отца… - возразила она ровно, еще не осознав, что ей говорится. - Твоя мать закатила истерику и чуть ли не свела все человечество в мое царство… Зевс приказал мне освободить тебя, и я не могу противиться ему… - Персефона поняла, что она свободна, и зажмурилась от радости. Она вновь увидит мать, солнце, цветы ,она вновь будет жить! Но почему радость эта ей самой кажется какой то натянутой… - Я могу идти, Аид? - спросила она удивленно. – Да. - проговорил он тихо. - Но… Послушай меня, Сефо! Говорят, вы, женщины, мудрее нас, и умеете принимать мудрое решение, и умеете видеть вперед… - она молча слушала его. Он достал нечто круглое из за пазухи и разломил его сухими пальцами. Глазам ее предстали рубиновые зерна, злорадно мерцающие в полумраке. – Сефо, это гранат. Ты отказывалась все это время от еды, предлагаемой мною, но если попробуешь этот плод, ты будешь помнить о муже и о своем долге перед ним, и ты вернешься. Но ты можешь отказаться… - голос его упал - и тогда благополучно забудешь обо мне, лишь выйдя из Аида, и будешь жить, окруженная цветами и материнской любовью… - Он протянул к ней плод. Персефона сидела, не шевелясь. Она смотрела в молящие глаза и чувствовала, как нечто все рушит в ее сердце… наконец Персефона медленно взяла один рубин и, съев его, проговорила, пристально смотря в стальные глаза мужа: - Он горек, твой гранат. - так же медленно взяла второй: - Он кисел, твой гранат - и третий: Он сладок, Аид. - и глупая улыбка расплылась по его лицу. Тогда Персефона впервые ощутила всю власть, данную женщине и, одарив Аида улыбкой, которую много веков спустя удастся изобразить великому Леонардо, властно сказала: - Теперь ты. - Аид покачал головой. - О нет, Персефона! Мне вовсе не нужно… - Она повторила твердо: - Теперь ты. - и он покорно взял сразу три рубина. Сефо смотрела, как он ест… - Возьми еще… - и он взял. Тогда она встала, наклонилась к мужу и, на мгновение коснувшись губами его губ, сказала: - Я навещу маму, а ты иди к вратам и работай. - муж кивнул покорно, а она пошла к ожидающему за дверями Гермеса. Внимательно взглянув в удивленные глаза бога-посланника, она сказала строго: - Ты никому и ничего не скажешь о том, что видел здесь и слышал. - Гермес кивнул испуганно. Он говорил сейчас с Сефо - богиней смерти, а не с легкомысленной дочкой Деметры… Лишь один раз он вмешается в один из олимпийских споров о Персефоне, заявив, что сьела она три зерна граната, а не семь, не добавив, впрочем, что четыре достались Аиду… Он молча вел Персефону к выходу из Аида, когда их остановил Аскалаф - садовник Аида. Аскалаф отвел Персефону в сторону, и Гермес благоразумно сам отодвинулся на несколько метров. - Я хотел сказать вам, Персефона - начал садовник и замялся в нерешительности. - Говори, Аскалаф - Гранат не имеет никакой магической силы. Боги не знают об этом, но я могу заверить тебя, что если ты не захочешь возвращаться, ты можешь не делать этого. - Вот как… - в голосе ее не слышалось удивления. Аскалаф взглянул на нее - Увижу ли я вас еще, Персефона? - Конечно, садовник, так что работай хорошо. - Она вернулась к Гермесу задумчивой и печальной. - Ты словно совсем не радуешься встрече с матерью, - не удержался Гермес. - Я не встретила ее еще. - возразила она, и тут же увидела бегущую навстречу мать. Персефона бросилась обнимать ее …. * Деметра была нежна и добра, как всегда. Она не переставая любовалась своей дочерью и прикасалась к ней, будто не веря в свое счастье, она счастливо смеялась и обнимала свою дочь. Персефона лишь слабо улыбалась ей. Деметра обнимала ее и спрашивала тревожно: - Он мучал тебя, да? Он бил тебя, мое несчастное дитя? - Нет, мама! Что ты? - удивилась Персефона, и вышла в свой старый сад. Тут она замерла от ужаса. – Мама, что случилось с моим садом!? - вместо цветущей зелени и цветов ее ждала безжизненная земля и бурая трава, и лишь местами пробивались молодые росточки… - Что случилось с моим садом, мама? - Деметра виновато опустила глаза. - Я скорбела, дочка, мне было не до него. - дочка взглянула с осуждением - Ты уничтожила мое детство, мама, не Аид! Я возвращалась сюда и представляла себе, как вновь окажусь на лужайке, утопающей в цветах, но что ждало меня здесь? Да здесь ненамного лучше сейчас, чем в царстве Аида! - Деметра заплакала и опустилась к ногам своей дочери. - Я сделаю все, как было, Персефона! Я сделаю лучше! Родная, ты будешь опять беззаботно играть в цветах… - Персефона улыбнулась и обняла мать. - Никогда больше не смей так поступать, мама, слышишь? Я хочу, возвращаясь, всегда видеть зеленый мир…. - Ну что ты, доченька! - Деметра обняла ее, - Мы больше никогда не расстанемся! Ты забудешь вскоре о страшном царстве Аида! - Персефона неопределенно пожала плечами и ушла к себе. Деметра встревожено смотрела ей вслед… * Прошло время. Сад и вправду благоухал и цвел, как никогда раньше, но Персефона все меньше проводила времени в нем… Она подолгу сидела на ложе и смотрела вдаль… И думала, думала… И вспоминала… Однажды обеспокоенная Деметра села возле нее и посмотрела ей в глаза. - То, что я спрошу, Персефона, очень важно. Ела ли ты что-то в царстве Аида, доченька? - спросила она встревожено. Персефона посмотрела на нее задумчиво и пытливо. - Да, мама, я ела гранат - это такой фрукт… - Деметра схватилась за голову. - Что же ты натворила, дочка! Теперь ты обязана будешь посещать его! - Он заставил. - безразлично пробормотала Персефона и отвернулась от матери. Деметра пошла к Зевсу. Зевс выслушал ее. - Ну что ж, - сказал он задумчиво, - пусть она живет с тобой, но хотя бы на треть года ей придется возвращаться к мужу… И еще, - добавил он просительно, - ты больше не устраивай такой стихии, ладно? пусть будет это все как то более равномерно: времена года что ли… Холодно, очень холодно, тепло, очень тепло… - Деметра кивнула. Она думала о любимой дочери, которую не сумела уберечь от холода подземного царства. А Персефона и вовсе перестала общаться с матерью. Деметра робко любовалась ею… - Что он сделал с тобою, Кора? Я никогда не вижу тебя смеющейся! Где твоя легкая беззаботность? О изверг - этот Аид! Он… - неожиданно Персефона вспыхнула. - Не смей так говорить о моем муже, мама! И вообще, я должна идти к нему, - и чуть тише - он ждет. - Нет! - Деметра вскочила. - Доченька, ведь ты еще можешь находиться здесь! Зевс сказал… - Мама, неужто ты думаешь всерьез, что я буду проводить здесь больше, чем полгода? Нет. У меня теперь есть своя жизнь, у меня есть муж, который любит меня и ждет. - Аид. - Горько сказала Деметра. - Да, Аид. Бог, который может затмить свом могуществом Зевса. - Я не отпущу тебя! Я имею право видеть свою дочь! - Персефона рассмеялась. - Ты надеешься удержать меня, мама… Право слово, лучше бы ты занималась своими делами и меньше думала обо мне. - Деметра всхлипнула - И это вся твоя благодарность?! Я ее растила, баловала, лелеяла, что бы это неблагодарное существо указывало, что мне делать? Ты же у меня одна, Персефона! Я не представляю своей жизни без тебя! - Персефона вспыхнула: - Ты думаешь, я не знаю о твоей неудавшейся афере с приемным сыном? Я ухожу к мужу, мама, я буду навещать тебя, но привыкай обходиться без моего присутствия! - Хлопнула дверь и Деметра осталась одна. * Когда Персефона увидела Аида, она остановилась, и он сам подошел к ней. Посмотрел внимательно и мягко обнял. - Ты вернулась, Сефо… - Конечно. - Ответила она без улыбки. Он пристально посмотрел на нее. - Я приготовил для тебя сюрприз, пока тебя не было. Закрой глаза и идем. - Он вел ее через Аид и остановился у истока речки Амелет. - Я понимаю, Персефона, что то, что я сделал, нельзя назвать садом, что, наверное, по сравнению с земными, эта роща не вызовет у тебя никаких эмоций, но я старался. - Персефона открыла глаза и ахнула. Аид ошибался. Ничего подобного она не видела на Олимпе. Открывшаяся ей роща была прекрасна. Могущие ивы обступали берег, серебристые тополя чуть дрожали за ними, а земля была устлана бледными нарциссами. Где-то вдали блестело незнакомое дерево, золотые ветви которого будут использовать как ветви Персефоны. Персефона повернулась к Аиду: - Это прекраснейшее место из тех, которые мне доводилось видеть! - Аид улыбнулся и посмотрел на сотворенное им. Персефона подошла к мужу и впервые обняла его. * Персефона сидела в роще, когда чьи то сильные руки обхватили ее сзади. Персефона вскрикнула и, как всегда в таких случаях, Аид мгновенно оказался рядом. Одно мгновение, и вот она уже за его спиной, а двое откинуты и повержены. - Кто вы такие? - резко спросил Аид. - Как осмелились живыми войти в царство мертвых? - они поднялись уже и смотрели прямо и ровно. - Я Пейрифой, Аид, и я пришел вырвать прекрасную Персефону из твоих смертельных рук. Посмотри на нее, разве место ей в Аиде? Разве достоин ты такой жены? - А кто достоин? Ты, Пейрифой? - Да. - ответил юноша, и он был хорош в своей дерзости. Аид обернулся к жене: - Какие гости к нам пришли, не правда ли, Сефо? - Сефо смотрела на него. - Может, и правда отпустить тебя с этим Пейрифоем? - Персефона улыбнулась и обвила руками его шею. - А второй кто? - спросил Аид. - Тесей - ответил тот негромко. – Наслышаны, да… Ну вы присаживайтесь, присаживайтесь… - и он указал на один из валунов в парке. Герои посмотрели удивленно и нехотя сели. - Пусть сидят, Сефо? – Пусть. - улыбнулась она. - В следующий раз, - Аид грозно сверкнул глазами. - прежде чем спасать кого-то, нужно учитывать свои силы и думать, нужны ли кому то ваши порывы! Идем, Сефо. - Она кивнула. Пейрифой попытался вскочить, но тут же со стоном повалился обратно. – Отпусти! Отпусти, Аид! - Аид пожал плечами. - Персефона отпустит, если сочтет нужным. - Сказал он и ушел к себе. Персефона пошла за ним. * Персефона сидела у себя, когда горькое предчувствие ударило в сердце. Она быстро побежала к вратам, что бы увидеть мужа. Сердце остановилось на мгновение, когда увидела она мужа, поверженного в ноги герою, и меч, поднятый для смертельного удара… - Не смей! - крикнула Персефона и побежала к ним - Кто ты такой? - Она наклонилась над истекающим кровью Аидом. - Как ты смел? - Я Геракл. Мне нужен Цербер, а он не давал мне его. - спокойно ответил герой. - Ты вернешь его? – Думаю, да. - Если обещаешь вернуть, бери, но он не дастся в плен так просто. - Я справлюсь. - Ответил Геракл, - и еще, Персефона, у тебя в плену Тесей… отпусти его. Пейрифой хотел тебя похитить, не он. - Персефона отмахнулась от него. – Пусть, идите же наконец! Я никогда не прощу тебя, Геракл! - Геракл опустил глаза и прошел мимо. - Аид! Аид, ты слышишь меня? - Аид открыл глаза - Ты отдала ему цербера, как ты могла? - Он вернет, слышишь, вернет! А тебе надо к врачу! Аполлон поможет тебе! Аид тяжело кивнул и попытался встать. Персефона поспешно помогла ему и так они пошли на Олимп - единственный раз в их семейной жизни. * Ожидая мужа, Персефона увидела Зевса и с любопытством рассматривала его. Она видела отца всего пару раз, но теперь строго анализировала его. Зевс с Аидом поразительно похожи, словно братья-близнецы, но если на Аиде лежит печать знания и скорби, то Зевс выглядел беззаботно и даже глуповато. Это все амброзия - с досадой подумала она - они все здесь такие… Как это можно пить… - Не смей так смотреть на Зевса. - услышала она высокий голос и увидела рядом с собой обозленную Геру. Персефона молча перевела взгляд на нее. Гера была на голову выше ее. Светло русые, почти белые волосы были уложены в пушистую косу, что обручем обвивала голову. Глаза очень светлые, почти прозрачные, не то серые, не то голубые, но скорее все таки голубые, пухлые, как будто обиженные губы, длинные и очень красивые ноги… Гера тоже критично разглядывала Персефону, но опять первой оборвала молчание - Не много ли ты позволяешь себе, высокомерная гордячка? - Персефона улыбнулась криво и колюче. - Я смотрю на своего отца, не больше. - Гера рассмеялась. - Как живется тебе в царстве теней? Зевс поступил мудро, спихнув тебя туда. Ты, пожалуй, самая некрасивая из его дочерей. - Персефона улыбнулась еще холоднее. - О да, Гера, мой отец мудр и, наверное, для того, что бы подчеркнуть это, он выбрал в жены глупейшую из богинь Олимпа. - Гера посмотрела на Персефону с ненавистью, но тут подошел Аид и сзади обнял свою жену. - Что-то не так, милая? - Персефона промолчала, а Гера метнула взгляд на него: - Мне кажется, ты распустил свою жену, Аид. - Аид обнял свою Сефо еще крепче и спокойно, не отводя глаз, отпарировал: - А мне кажется, ты распустила своего мужа, Гера. - И посмотрел в сторону Зевса, как раз приглаживающего выбившиеся локоны прекрасной Афродиты. Гера вспыхнула, но промолчала - она была одна против двоих, а Зевс был слишком увлечен. Гера резко развернулась и удалилась в другой конец зала. Аид обошел Персефону и, взяв за подбородок, посмотрел в глаза: - Я поддержал тебя сегодня, но имей ввиду, я не хочу из-за ваших бабских перепалок поссорится с братом. - Персефона улыбнулась и взялась за его руки. - Не беспокойся, Гера ничего не расскажет Зевсу - она слишком горда. - Аид задумчиво кивнул. - Тебе нравится Гера - поинтересовалась Персефона, - хотел бы ты себе такую жену, как она? - Аид яростно покачал головой. - Знаешь, какую жену я бы себе хотел? - Какую? - Я бы хотел, что бы волосы ее были цвета спелого каштана, - он провел рукой по ее густым волосам, - хотел бы, что бы у нее были густые брови, взлетающие ввысь, взмах ее ресниц был подобен взмаху крыльев прекрасного мотылька, а взгляд… как у пьяной волчицы. - Персефона вскинула брови: - Ты видел пьяных волчиц? - Да. - А мне, знаешь ли, не приходилось… - Ради тебя я готов споить хоть целую стаю! Но честное слово, намного легче тебе посмотреть на свое отражение. - Персефона помолчала немного и вдруг рассмеялась. - Отчего ты смеешься? - улыбнулся Аид. - Я подумала, что Гера выцарапала бы глаза Зевсу, если бы он сравнил ее с пьяной волчицей… - Потому что она тянет максимум на безумную кошку, - возразил он. - Ты никогда не станешь выцарапывать глаза – ты сразу перегрызешь горло оскорбившему тебя, кто бы это ни был. - Персефона кивнула немного отстраненно и неожиданно прижалась к нему, зарывшись головой в плечо. Аид обнял ее и добавил нежно: - знаешь ли, в мире каждая вторая женщина кошка, а вот волчиц – единицы… * Позднее Аид сказал ей: - Они все не любят меня. Понимаешь, я почти никогда не выхожу из своего царства, потому что они ненавидят меня… Все: и боги, и люди. Я не представляю, как ты живешь со мной, Персефона, ведь и ты, наверное, ненавидишь… - Не обращай внимания, Аид. Они боятся. Они боятся смерти и теней. Пусть. Не думай об этом, Аид. - Просто обидно. Я никогда и никому не причинял зла. По отношению к умершим я честен и справедлив. Я не нарушал данных мной обещаний… Только тебе я причинил боль, силой похитив тебя. Даже безумцу Аресу поклоняются больше, чем мне! - Не думай об этом, Аид. Они боятся, повторяю тебе, они просто боятся. - Знаешь, что мне кажется, - Аид поднял голову, - мне кажется ты никогда не боялась меня… Ведь так, Сефо? - Сефо засмеялась. - Наверное так, Аид. Наверное так. * - Ох уж эта Афродита – Персефона яростно шагала по комнате, сжав кулаки. Аид мрачно смотрел на нее и нервно стучал пальцами, – для того ли я растила Адониса, как сына, для того ли я холила его и лелеяла, что б теперь эта похотливая стерва отобрала его у меня? Ну почему ты молчишь? - и она подошла к нему. - Ты дрянь. - Аид с размаху ударил ее по лицу. Персефона взвыла и, подскочив, с яростью уставилась на него. Стальные глаза его были ледяными, как никогда. - Как ты смеешь? - взвизгнула она, - Как ты осмелился ударить меня? - Ты дрянь. - Ровно повторил Аид. - Как ты смеешь говорить со мной об Адонисе? - Я вырастила его, он мне как сын! - Очнись! Он уже взросл и прекрасен, и если ты действительно относишься к нему, как к сыну, ты отпустишь его. Вспомни свою мать, в конце концов. Я думал, ты умнее. - С досадой проговорил он и махнул рукой. Персефона вздрогнула и провела по покрасневшей щеке. - Ты прав, Аид. Прости меня, пожалуйста. - Прости и ты меня. - Глухо ответил он. - Я могу заверить тебя в одном, - шепнула она. - Я всегда была и буду тебе верна. - Я люблю тебя, - сказал он и она промолчала.
* Мрачно, темно и тоскливо в царстве мертвых. Аид замкнут и молчалив. Персефона остра на язык и глубокомысленна. На протяжении многих лет они притирались друг к другу и становились неотделимы друг от друга, да и в Аиде не всегда было пусто. На всю жизнь запомнили они прекрасного Орфея, который хотел забрать из царства мертвых любимую Эвридику. Это было большой дерзостью и Аид спросил его с улыбкой: - Да можешь ли ты хоть чем-то удивить нас? - тогда Орфей заиграл на своей лире и замерло все от восхищения. Посползались со всего Аида тени и чудовища, и улыбки заиграли на мертвых лицах. Когда Орфей убрал свою лиру, Аид с Персефоной несколько минут приходили в себя, и наконец он кивнул: - Забирай Эвридику. Нарушаю я все мыслимые и немыслимые законы, но иди. Только не оборачивайся. Нарушил приказ Орфей, оглянулся, и унесло Эвридику в мир теней. Иногда навещал их легкокрылый Гермес, но нечасто. В отличие от всех остальных боялся он больше Персефону, чем Аида. Однажды заметила Персефона окруженого тенями легендарного Одиссея. Персефона поманила его и он подошел к ней. - Хитроумный Одиссей… - задумчиво проговорила она. - Олимп гудит о тебе, да и Аид тоже… - Одиссей вежливо поклонился, не смея оторвать глаз от этой таинственной и так не похожей на других богини. - Ты умен, Одиссей, ты обвел вокруг пальца много созданий, злобных и не очень, ты прославился навеки… Я хотела спросить, в чем ваша мудрость, мужчины? - Вперед. - Ответил Одиссей кратко. - Через тернии к звездам? - Да. - Тогда почему же ты возвращаешься теперь домой, назад? - Я добился всего, чего мог достичь, и еду теперь к своему сыну. - К своему сыну, который теперь уже взрослый и, возможно, даже не узнает тебя. Вы, мужчины, воюете, создаете и рушите, учите, открываете, находите ответы, и тут же придумываете новые вопросы… а хочешь, я раскрою тебе нашу мудрость? - и одиссей кивнул, - а наша мудрость в том, что пока ты ездил по миру и убивал, жена твоя, Пенелопа, ждала тебя и растила твоего сына. Вы рушите, мы храним. Вы убиваете, мы растим. Вы командуете миром и подчиняетесь нам, потому что мы в конечном счете мудрее… – Я посмею не согласиться с тобой, Персефона. - Твердо ответил он. - Значит не так ты хитроумен, как говорят, - пожала она плечами. * Когда рухнул Олимп, и боги тайно спускались в мир людей, поднялись туда и Аид с Персефоной. Они замерли у выхода из ущелья, через которое прошли они в этот мир. Зеленела трава, пели птицы, изумительной формы облака заволакивали небо… Аид крепко обнял жену. - Что ж, может и к лучшему, Сефо, - сказал он задумчиво, - мы поживем, как следует. Мы сами были как тени в Аиде, а теперь… теперь мы сможем завести детей, Персефона! Представляешь, у нас будут дети! - И Персефона засмеялась беззаботно и счастливо. Внезапно Аид вздрогнул, и рука его упала с талии Персефоны. Она испуганно оглянулась и едва успела удержать его от падения. - Аид! Аид, ты что? - он медленно сел на землю и прижался к ее ногам. Персефона поспешно села и положила его голову себе на колени. – Аид… - ее голос дрожал. Он тяжело вздохнул и хрипло проговорил: - Это Геракл. Я смертен теперь, а эта рана была смертельной… - Нет! - крикнула Сефо, - Не смей умирать сейчас! Аид, пожалуйста, не бросай меня! Я умоляю! - Аид закрыл глаза и молчал долго, бесконечно долго. Персефона гладила его дрожащими руками и кусала губы. - Ты никогда не говорила что любишь меня. - Чуть слышно прошептал Аид, она наклонилась к нему как можно ниже, что б не пропустить ни слова из сказанного им. - Я похитил тебя и навсегда остался для тебя лишь похитителем… Я любил тебя и готов был уничтожить весь мир ради тебя одной, но ты никогда не любила меня. Ничто нельзя удержать… - Персефона прижалась к нему и заплакала впервые за много лет. - Дурак ты, - шепнула она, - дурак… Я всегда любила тебя. Нельзя удержать ничего силой, и я была с тобой только потому, что любила тебя, любила всегда, ты слышишь меня Аид, я люблю тебя, люблю тебя так, как только может любить женщина со взглядом пьяной волчицы! Ты меня слышишь, Аид? - Да… - вздохнул он и в последний раз коснулся ее руки. Она сжала руки не пытаясь даже остановить бегущие слезы, а на улице шел дождь…
Со сталактитов мерно хлюпала вода, в реке заунывно стонали души умерших, вдалеке звучно било по воде весло перевозчика. Стоит всё-таки подумать над тем, чтобы перейти на автономную лодку, а то с этим Хароном и его расценками разориться можно, — лениво подумал Аид и тут же отогнал подальше неприятную мысль, сулящую очередные заботы, лишнюю работу и нервотрёпку. — Инфляция у него, видите ли! — фыркнул бог себе под нос и поудобнее устроился на каменном троне. — Ваше темнейшество!.. Ваше злодейшество! — перекрикивая друг друга, кубарем вывалились к подножию трона Боль и Паник. Аид сомкнул пальцы на подлокотнике, старательно сдерживая желание пнуть прихвостней туда, откуда они выкатились. — Тут… к вам… Кто «тут к нам» выяснять не пришлось, ответ сам вскоре появился в зале с присущими ему громом и молниями. — Зе-е-евс, дорогой брат! Какими судьбами? Чем обязан? Ты надолго? — Аид подскочил как ужаленный и, что называется, на задних лапках запрыгал вокруг хозяина Олимпа. Что и неудивительно, ведь в прошлый свой визит Зевс разнёс половину подземного мира, да и самого владельца помещений знатно приложил. — Так что же? Чем могу помочь? — Да успокойся ты, Адик, — Громовержец хлопнул его по плечу так, что едва не сбил с ног, прижал к себе и разразился хохотом. — Я тут поразмыслил о прошлом, извиниться пришёл. Ты, конечно, знатный свинтус, но и я тоже не прав. Ты ж ведь тут гнобишь себя, заживо… ха-ха… хоронишь. В общем, забудем старые обиды, дорогой братец! — Конечно, — процедил тот сквозь зубы, безрезультатно попытался вырваться из железной хватки, но в итоге ограничился пинком по ноге, который, похоже, не особо привлёк внимание олимпийца. — Согласен, да? Ну, замечательно, идём! — он потянулся было потрепать брата по волосам, но обжёгся о синее пламя и с криками отдёрнул руки, что позволило Аиду освободиться. — Куда идём? — застигнутый врасплох, всё же поинтересовался бог смерти и предусмотрительно отошёл подальше. Некое внутреннее чувство подсказывало ему, что именно сейчас он совершает одну из самых больших ошибок в своей жизни, но как её избежать, несчастный не знал. — Ну, так надо ж отметить! В Трою, а? — А почему в Трою? — от растерянности Аид выдал первый вопрос, пришедший в голову, и только потом сообразил, что уж теперь-то ему точно не отделаться. — Там вино лучше всего разводят. Да и какая разница-то? — отмахнулся Зевс, подхватил брата под локоть и потащил к выходу из подземного мира. — Ладно, — пожав плечами, растеряно протянул бог смерти. — Арес говорил, там в последнее время весело. Смертные опять что-то затеяли, то ли олимпиаду, то ли войну… ***
читать дальшеНу, и где эта треклятая чарка?! — едва не падая со стула, орал Аид несколько часов спустя и молотил кулаком по столу. — Гекуба! Наливай давай! Где ж тебя носит? — Адик, дорогой, может, тебе уже хватит? — заботливо осведомился Зевс и поддержал брата за плечо, когда тот едва не навернулся прямо на пол. — В самом деле, тебе ещё домой добираться. — Хватит? Как это хватит?! Да я трезвее всех живых! Или это не из той оперы? А чёрт с ним! В подземный мир идти только вусмерть пьяным… — Ты уже, дорогой братец, ты уже, — пробормотал Громовержец, взвалил на себя подкошенного вином собутыльника, кивнул на прощание Гекубе и побрёл на безлюдную в столь поздний час улочку разрушенной и разграбленной Трои. Вдали, на центральных улицах ещё горланили победные песни и добивали жителей города данайцы, а с ними и другие греки, долгие годы осаждавшие славный город. Аид, едва переставлявший ноги, окинул мутным взором руины, покосился на Зевса и неловко махнул рукой. — Это всё мы?.. — Не волнуйся об этом, смертные шалят, — Громовержец огляделся, прислонил брата к одной из последних уцелевших стен в городе и, хмыкнув, бодрым, хотя и немного неровным шагом направился на шум. — Ты пока постой тут, а я к смертным. Одним глазком только! И если что, Гере не слова, ладно? — Да ладно, ладно, — проворчал бог смерти, сполз по стене и, не заботясь о тоге, уселся прямо на землю, уже готовый мирно заснуть, как вдруг громкие крики и женский плач вырвали его из объятий Морфея. — Да что ж эти греки такие беспокойные-то?! Ни пожить тихо, ни умереть молча не могут… Вечно воют, кричат, стонут. Что за люди-то такие?! И после смерти от них покоя нет. Тут он запрокинул голову, словно желая разглядеть, кто же вздумал прерывать его божественный сон, и как раз вовремя: с башни прямо ему на голову что-то летело. На трезвую голову Аид, несомненно, отступил бы и позволил грузу шмякнуться об землю. Но то ли уж слишком крепкое вино, а разводили троянцы из рук вон плохо, то ли ещё какой порыв заставил злобнейшего из богов взлететь и подхватить груз. Дёргающийся, однозначно живой груз, который тут же вздумал захныкать. — Дети падают... Хм, это разве не в Спарте бросали? А ты симпатичный, малец. Не то, что этот… как же там его? Герконат? Геркулак? Геркогад? Герк, короче. У-тю-тю, — Аид наклонился ближе к ребёнку, изобразил улыбку и помахал пальцами у него перед лицом. Хозяин подземного мира никогда не отличался особой красотой. Кожа нежно-трупного оттенка, насыщенно синяя пламенеющая шевелюра, лицо, к-хм, выразительное, то ещё зрелище, одним словом. А уж когда этот милашка пытался улыбаться, к чему, стоит отметить, он прибегал не так уж часто, тут и вовсе описаться со страху можно. Что ребёнок, собственно, и сделал. В общем, на башню Аид поднялся почти протрезвевший, злой, как сто Горгон, и готовый крушить и убивать всё, что попадётся ему на пути. — Чего уставились, смертные? — прорычал он, оказавшись перед толпой греков. — Богов никогда не видели? Давно по Стиксу не плавали? Может, путёвочку организовать, в один конец, так сказать? Нашли забаву, самому Аиду на голову детей бросать. Пошли отсюда! Греков как ветром сдуло, лишь одна женщина застыла изваянием и никак не могла отвести взгляда от ребёнка, затихшего в руках бога и с интересом наблюдавшего за происходящим. — А тебе что, особое приглашение нужно? Сме-ертная, со мной шутки плохи. — Вы спасли моего ребёнка, — едва шевеля губами, прошептала женщина и неуверенно приблизилась, протянула руки к малышу. — Сыночек мой, несчастный мой… — Так это твой, что ли? — Д-да, благодарю вас, благодарю! — женщина, наконец, выхватила сына, прижала к груди, принялась осматривать, проверяя, не навредили ли ему полёты с башни и общение с весьма недружелюбным богом, отличавшимся дурной славой в народе. — Что я могу для вас сделать? — Тогу отстирай, — мрачно буркнул Аид, и взгляды двух взрослых остановились на характерном пятне, мальчишка улыбнулся с самым невинным видом и прикинулся дебилом. — Ой, конечно-конечно, пойдёмте, — первой опомнилась счастливая мать, неохотно спустила на каменные плиты ребёнка, вцепилась в руку бога и направилась к уцелевшим лестницам и тайным переходам. Аид не стал анализировать ситуацию, весьма нехарактерную для него, между прочим. Это Зевс напивался вдрызг, потом лез приставать к смертным и вот так вот гулял за ручку до спален. Но не он! Он, вселяющий ужас и страх, никак не мог оказаться в подобном положении. Да и не оказался, если б не коварное троянское вино. — Вы извините. Здесь обычно не так… эээ, — она запнулась, нахмурилась при виде очередной пробоины в стене и одарила своего спутника вымученной улыбкой. — Разрушено. Но сейчас, с этой войной, сами понимаете… —Да я уже привык, что в мою честь праздников не устраивают. Ничего страшного. Оставшуюся часть пути они преодолели в молчании. Женщина то и дело вздрагивала от всякого шума, пьяных криков вдали или же звука приближающихся шагов, и хваталась то за Аида, то за ребёнка. — Руку… — прохрипел бог, когда какой-то грек прошёл мимо них в обнимку с бутылкой, нараспев бормоча что-то вроде «Пенело-о-опа… наконец, верну-у-усь к тебе я, Пенело-о-опа!». — Руку пусти, смертная!.. — Ой, простите, — пискнула женщина, разжала дрожащие пальцы и отстранилась на всякий случай. — А мы уже и пришли. Покои имели не лучший вид, как, впрочем, и всё в Трое. Но куски дорогих тканей, обломки балдахина, сваленные кучей возле кровати, рассыпанные по полу жемчужины, полуободранная позолота, куски панелей из лучших сортов дерева говорили о том, что когда-то эта спальня была одной из лучших в городе. Мальчишку, который был отнюдь не в восторге от божественной компании, мать поспешила увести в комнатку, неприметная дверь которой скрывалась за чудом уцелевшей ширмой. — А я уж заскучал, — протянул Аид, когда вернулась несколько минут спустя. Он сам уже толком не понимал, зачем пошёл в эти покои, а ведь преспокойно вернуться к себе. Уж тогу-то Паник и Боль как-нибудь да отстирали бы, наверное. — Ну, в общем, я тут подумал… пойду, наверное, поздно уже. — А тога как же? — она приблизилась, несмело потянулась к пряжке на плече и улыбнулась, когда бог смерти шарахнулся назад, к кровати. — В самом деле, не пристало богу так ходить. — Тебе ли знать, в чём боги ходят! Оставь, смертная, я пойду лучше… — Стесняетесь вы, что ли? — воскликнула та и рассмеялась, но веселье её было недолгим. Пламя на голове Аида полыхнуло красным, взметнулась, а в следующий миг он уже прижал женщину к противоположной стене, навис над ней скалой и с силой грохнул кулаком по каменной кладке в паре миллиметров от её головы. — Ч-что вы делаете? — Шутки со мной шутить вздумала, смертная? Над богом смеяться? Да к Церберу эту тогу! У меня женщины три сотни лет не было…
***
Что-то неприлично яркое ударило по глазам, и Аид скривился. Неужто эти прохвосты опять вздумали устроить пожар? Или это кто-то с Олимпа заявился в его подземный мир с утра пораньше. Бог смерти потянулся и поспешил зарыться лицом в подушку, которая оказалась на удивление нагретой. Но на этом странности не закончились, подушка что-то пролепетала и задумала убраться из-под хозяина. Тут уж он не сдержался и открыл глаза. Мир ощутимо пошатнулся, по лицу хлестнуло волной волос, и он, наконец, всё вспомнил. — Ох ты ж ё… смертная, скажи, что я вчера просто здесь заснул, а?.. Ну, там, выпил лишнего, побуянил, может быть… — Хм, побуянил, интересное определение. Их милую беседу прервал громкий стук в дверь, с той стороны, можно сказать, тарабанили. И для похмельной головы бога это было как удары кувалдой по черепу, а потому Аид твёрдо вознамерился это дело пресечь, медленно поднялся и неуверенной походкой добрался до источника шума, толкнул дверь. — Опять вы?! — прямо перед ним, стремительно бледнеющие от страха, стояли вчерашние любители скидывать детей с башен. — И что же в выражении «пошли отсюда» вам не ясно? Или вы оттуда вдруг решили прийти сюда? Это вы зря-а… — Аид… — Да-да, он самый. А теперь сделайте доброе дело, проваливайте, — он прислонился затылком к косяку, зевнул и косо глянул на женщину, замершую на кровати. — И как ты здесь живёшь только? То детьми швыряются, то вламываются ни свет, ни заря. Что за люди эти греки? — Всё равно я с ребёнком и до городской стены не дойду, убьют. — Может, тебя подбросить куда? Ну, там, Афины, Спарта… У изумлённой женщины хватило сил только на то, чтобы кивнуть. А через полчаса она с ребёнком на руках уже неслась на колеснице самого бога смерти навстречу новой благополучной жизни. Оставив случайную любовницу с сыном неподалёку от Спарты, Аид с чистой совестью вернулся в подземный мир, отправил брату с Гермесом послание о том, что вчерашний вечер был отвратителен, но добрался он хорошо, позавтракал и погрузился в ежедневные заботы с тем, чтобы благополучно забыть о давешнем происшествии на долгие семнадцать лет.
Глава 1 — Так, пара тог про запас, тёплый плащ, лук, сыр, хлеб… а где вино? — бледный до синевы юноша застыл над небольшой котомкой, вздёрнул бровь и оглянулся на мать, сидевшую неподалёку. — Мама, принеси мне вина! — Кайнос [1], тебе ещё рано пить. Да и нет у нас дома вина… — Но мама! Какой нормальный герой отправляется совершать подвиги без вина?! Это же просто неприлично. — Так, может, дома посидишь? Или, вон, с братом завтра на охоту пойдёшь? — с надеждой предложила мать, но юнец был неумолим. — Нет уж, вот пусть Асти охотится, если ему так нравится. А я буду как мой отец, героем! — гордо вздёрнув подбородок, выдал Кайнос, затянул шнурки на котомке и перекинул её через плечо. — Не хочешь меня поддержать, и не надо. Так уж и быть, пойду без вина. — Ну, куда же ты, малыш? — Я не малыш! — возопил юный герой и протиснулся мимо матери, преградившей ему путь. — Отправлюсь в Трою, найду убийцу отца и отомщу ему, как велит мне долг! — Ахиллес, убийца твоего отца, давно мёртв. И как ты собираешься ему мстить? — устало возразила мать и попыталась отобрать котомку. — Тогда найду того, кто убил Ахиллеса, и поблагодарю. — Ахиллес погиб от стрелы Париса, брата твоего отца, но он тоже мёртв, — с тяжким вздохом продолжила увещевания несчастная мать, но сын был неумолим. — Найду того, кто убил Париса, и отомщу ему! — Но он тоже мёртв… — Найду того… — Сынок, война была под Троей, многие люди погибли, а выжившие ещё долго добирались домой. Пути их были трудны и опасны, оставь месть. Одумайся, ты ещё слишком мал для всяких подвигов… — Чушь! Когда Телемах отправился на поиски своего отца, ему не было и пятнадцати. А мне уже шестнадцать! Ты понимаешь? Шестнадцать! Да ещё пара лет, и меня вообще можно будет на пенсию отправлять! У меня вон уже борода растёт, а я всё дома сижу… Ма-ам, все мальчишки из школы уже по два, а то и по три чудовища победили, один я как лох! — Да пусть идёт, если уж ему так хочется, — дверь отворилась, в проёме, прислонившись плечом к косяку, стоял рослый парень с густой шевелюрой и тёмной щетиной. — Если уж он гордо именует эти три случайных волоска бородой, то и с выбором чудовища ни на что серьёзное не позарится. Наверняка, приволочёт в дом очередного полудохлого кота и будет его выхаживать, пока тот не загнётся. Ну, как в тот раз, с Пушком… — Не трогай Пушка! — заголосил Кайнос и бросился на обидчика с кулаками, впрочем, тщетно. — Которого из восьми? Хотя, пожалуй, можно припомнить ещё трёх трагически погибших Марсиков, того пса, которого ты даже назвать не успел, и всяких белок без счёту. Смирись, братишка, твой единственный талант — гробить домашних любимцев. Очень героически! — Да чтоб ты понимал. Сам-то тоже недалеко ушёл, охотишься, да в поле горбатишься с утра до ночи. — Если забыл, то без этого мы бы тут с голоду сдохли. А твои героические подвиги пока ничего в дом не принесли. — Зато я… я… я… — Зато единственное мясо, которые ты приносишь в дом, сам же потом и закапываешь на заднем дворе. И, к слову, если б не твоё персональное кладбище, могли бы там огород разбить, овощи бы продавали, тоже деньги. Так что вали, куда хочешь. Всё равно к ужину приползёшь, как миленький. — Астианакс! — Я-то что? Соврал, что ли? — он пожал плечами, прошёл в дом, сгрузил на стол добычу и повесил лук над кроватью. — Ничего с ним не случится, не волнуйся. Даже если и встретит какую-нибудь тварь опасную, так ему достаточно по загривку животину погладить, чтоб та лапы откинула. Чего ему бояться? Кайнос насупился, закинул на плечо котомку и, хлопнув дверью, выбежал из дома. Нет, определённо, он просто обязан совершить какой-нибудь подвиг, чтобы этот зазнайка начал его уважать. Кроме того, он ведь сын героя и просто обязан быть достойным своего отца. — Истеричка! — донеслось ему вслед, но юноша уже не слышал, он бежал навстречу подвигам и приключениям.
***
Асти сидел возле дома, меланхолично свежевал белок и время от времени поглядывал на мать, которая нарезала круги перед крыльцом. Парень фыркнул, когда она дёрнулась на звук шагов и мгновенно сникла, едва разглядела, что это всего лишь пастух гнал овец с поля. Однако отчаяние её было преждевременным: пастух направился прямо к их дому, а в руке у него кто-то яростно брыкался. — Кайнос! — Забирай своего щенка, и больше чтобы я его возле своих овец не видел! — буркнул пастух, отбросив парня к дверям альма-матер. — В самом деле, Андромаха, держала бы ты его дома. Всех бродячих зверей перетравил, а теперь что? За мою скотинку принялся? — Да не собирался я их травить! — Да-да, конечно, поговори мне ещё. Келайнос [2], да тебя только к Аидовым тварям и пускать! — Меня зовут Кайнос! — заорал мальчишка, но пастух уже не слышал. Он развернулся и торопливо погнал стадо прочь. — Ну, почему они так со мной? Я же ничего плохого не сделал… — Ага, совсем ничего, — усмехнулся Асти, отправляя очередной кусок мяса в таз. — Просто зверьё вокруг тебя мрёт, как мухи, так ничего. Тоже мне, Аидов выродок… — Мой отец — герой! — Асти, не обижай брата, — прикрикнула на старшего мать, обняла младшенького, у которого уже слёзы на глаза наворачивались, взъерошила тёмные кудри. — Конечно же, ты ничего плохого не сделал. Люди просто не понимают, какой ты у меня хороший. Не плачь, малыш. — Но ведь и впрямь вокруг меня все умирают, — прохныкал Кайнос, уткнулся носом в тогу, втянул родной запах и начал понемногу успокаиваться. — И дети меня боятся, словно прокажённого. А если, правда, какой-то не такой? — Да скажи ты ему уже, не маленький ведь! — вмешался Асти, вытер кровь с ножа и, с лёгкостью подхватив таз, ногой открыл дверь. Уже на пороге обернулся, глянул исподлобья на мать. — Скажи, хуже не будет. Андромаха с сомнением покачала головой, но Кайнос уже услышал последнюю фразу брата, уцепился за неё, как за спасательный круг, вывернулся из материнских объятий и застыл в ожидании желанной правды, небывало грозный и настроенный получить, наконец, все ответы. — Понимаешь, сынок, твой отец не совсем человек. — В смысле? — Только не волнуйся. И не спеши меня судить. Время тогда было тяжёлое, военное, я уже несколько лет, как овдовела, а тут появился он, весь такой сильный, уверенный… В общем, ты сын бога. — Правда? Серьёзно?! Да это же круче, чем отец — герой! Ну, кто же из богов мой отец? Зевс? Посейдон? Аполлон? Нет? Гермес, Дионис, Эрос? Да кто же? Фу, неужели Гефест? Да не тяни же! — Аид, — едва слышно прошептала Андромаха и поддержала сына за локоть, когда тот чуть не грохнулся прямо на землю. — Не-е-е-е-ет. Только не он. Как ты могла вообще? С ним?! Нет! — Не суди о нём по мифам, сынок. В жизни он гораздо лучше, — принялась увещевать мать, — да и к тому же, он подарил мне такого замечательного сына. Ты особенный, малыш, тебе досталась от отца капля божественной силы. Это особый дар, цени его. — Убивать зверьё? Тоже мне дар! Вот у Геркулеса дар, великая сила, с помощью которой он подвиги совершал. У Персея дар, и у Кастора и Полидевка, и у Дардана… Нет, как ты могла из всех богов выбрать самого мерзкого?! Это же… это же Аид! Он даже на Олимпе не живёт! Позор, какой позор. Да лучше я был сыном распоследнего смертного. Может быть, это просто какая-то ошибка? Андромаха лишь с сожалением покачала головой, потянулась обнять и утешить юнца, но тот увернулся и рванул в дом, всё так же продолжая бормотать себе под нос, что здесь какая-то ошибка и он никак не может быть сыном бога смерти.
***
Поздней ночью дверь тихонько скрипнула, и в темноту ночи проскользнула хрупкая фигурка, закутанная в плащ не по размеру. Лишь стрекот цикад да бледный свет нарождающейся луны стали ему проводниками. — Нет, это просто не может быть правдой! Просто спущусь в царство мёртвых, узнаю, что Аид и в глаза-то не видел мою мать и отправлюсь на поиски могилы своего настоящего отца. Да-да, именно так!
[1] Кайнос - от греч. καινός - "новый, необыкновенный, странный" [2] Келайнос - от греч. κελαινός - "черный, темный, мрачный"
Глава 2 Родная Спарта ещё не успела скрыться от взгляда за холмами, как Кайнос понял, что упустил одну маленькую, но весьма значительную деталь: он совершенно не представлял, как попасть в царства мёртвых. Точнее, об одном из возможных путей он, конечно же, догадывался, но умирать пока не хотел. Поразмыслив немного над этой проблемой, он отправился к тому, кто уж точно знал путь к Аиду, к тому, кто не раз там бывал. К великому герою, который точно поможет! По счастью, путь оказался близким, и уже к рассвету Кайнос робко стучался в массивную дубовую дверь. Перепутать было сложно, у какой ещё двери была бы прибита шкура огромного льва? Вскоре послышался грохот, ругань, а следом дверь распахнулась. В проёме, отчаянно зевающий и потягивающийся, показался герой. — Чего тебе, малец? По четвергам не подаю, веники последней модели не покупаю и нет, в секту последователей единого бога вступать не планирую. — Я… я по другому вопросу, — промямлил путник и скептически оглядел хозяина дома. Помятая рожа, спутанные волосы, пара выбитых зубов. Мускулист, да, уж чего не отнять, но на фресках он был куда более впечатляющ, про статуи и вспоминать не стоит. А где расшитая красными нитями тога, где златокованые доспехи, где знаменитая шкура. С последним, впрочем, понятно, у двери висит. Тем временем, герой в очередной раз зевнул, почесал волосатую грудь и подтянул так и норовящие сползти подштанники. — Ага, и что ж тогда? — Что там, дорогой? Опять Пан пришёл на опохмелку клянчить? — послышался из глубины дома довольно резковатый женский голос. — Отправь его куда подальше! В такую рань, он совсем стыд потерял… Вскоре показалась и сама обладательница резковатого голоса, располневшая, одетая в бесформенный халат женщина со стянутыми в тугой пучок медными волосами. Мужчина в дверях, по всей видимости, её муж, тут же подскочил, подхватил её под локоть и попытался увести. — Мэг, милая, зачем ты встала? Доктор же не советовал. Ну, это же не шутки, я пятый раз я за тобой к Аиду не пойду, у него и так на нашу семью скоро идиосинкразия разовьётся. А бедняга Харон? — Мэг? Вот это — Мэг?! — в ужасе заорал Кайнос, невольно отступил на пару шагов от двери и неприлично ткнул пальцем в женщину. — Да вы издеваетесь! Где та роковая красотка, что обольщала кентавра по приказу Аида? Где та прекрасная девушка, ради которой Геркулес — великий Геркулес, сын самого Зевса! — готов был отдать свою жизнь?! — Знаешь что, мальчик, — резко развернувшись, процедила Мэг и оттолкнула суетящегося вокруг неё Геркулеса. — Сам бы попробовал пятерых родить, я бы на тебя тогда посмотрела! — О, падение идеалов, — горько протянул Кайнос и закрыл лицо ладонью. Такое откровение было для него уж слишком большой жестокостью, ведь Мегара, возлюбленная Геркулеса, ради которой он отказался от жизни на Олимпе, была практически идеалом женской красоты в Спарте. У каждого парня в спальне была фреска с ней или хотя бы любительская зарисовка. И тут — такое! — Ладно, парень, ты уже испортил мне жизнь на неделю вперёд, напомнил, какую глупость я сделал много лет назад и бла-бла-бла, — пока Кайнос отходил от шока, Герк успел вернуть жену в постель и теперь сидел на крыльце собственного дома с чаркой вина. — Так чего тебе ещё надо? — А вы точно Геркулес? — недоверчиво уточнил Кайнос, поскольку ему очень не хотелось верить в такую вот версию героя. Тот только вздёрнул бровь и опрокинул в себя полчарки вина. — Ну, ладно. В общем, мне нужно попасть в царство мёртвых. — Обрыв там, — махнув рукой в сторону раскидистого дуба, сухо ответил Герк и с тоской посмотрел на остатки вина. — Или ты хочешь пасть от руки героя. Так я этим не занимаюсь, тут скорее к Энею. У него в последнее время, я слыхал, с деньгами туго, наверное, возьмётся. — Нет-нет, я хочу как вы… ну, то есть, живым. Чтобы потом вернуться. Ну, вы понимаете. — А-а, бывает. Возлюбленная? Или, наверное, мать? — Нет-нет, слава богам. Отец у меня там, — последнюю фразу Кайнос произнёс почти с отчаянием, поскольку в последнее время, переосмыслив, всё больше уверялся в вероятности своего родства с богом смерти. Если уж у великого громовержца такой сын, то чего можно ожидать от Аида? — С этим посложнее будет, — со знанием дела выдал Герк, с тяжким вздохом поднялся и скрылся в доме, по всей видимости, в поисках вина. Уже из дальних комнат донеслось: — Как-то не принято, чтобы мужчин с того света вызволяли. Но у тебя мордашка больно жалостливая, стоит попробовать, вдруг прокатит. — Не жалостливая у меня… лицо! — взъярился юный герой, подорвался и двинулся в ту сторону, откуда доносился голос. — Да и не хочу я никого вызволять. Мой отец — Аид. — Что, правда? — Герк от изумления даже чарку выронил, благо та была пустой. — Ну, вероятность есть. Мать так сказала, хоть я ей и не верю. Вот, хочу прояснить, чтобы уж наверняка. А вообще мой отец — герой, он воевал, погиб под Троей! — вот теперь в звонком голосе проступила гордость и уверенность, ведь так и должно быть. И он будет и дальше гордиться своим настоящим отцом, как только всё это недоразумение прояснится. — Ну-ка, в профиль повернись. Ага, голову чуть приподними… А что? Что-то есть от этого мерзавца, зловещее такое. Ещё бы костёр на башку! Ладно, помогу я тебе, Плутонид [3]. Ради такого зрелища на что только не пойдёшь! — Я Кайнос! И никакой вам не Плутонид, да и вообще это ещё доказать надо.
[3] Плутонид - от греч. Πλούτων - в древнеримской мифологии повелитель загробного мира
Глава 3
Всё время пути Кайнос просидел в глубине повозки, мёртвой хваткой вцепившись в сиденье. И тщетно Геркулес упрашивал его приподняться, оценить открывающиеся виды. Все мысли юноши были лишь о том, как бы не вывернуться наизнанку прямо в повозке или — упасите боги — на белоснежную тогу рядом стоящего героя. Наконец, Пегас приземлился, чудом вписавшись в поворот и не разбив повозку о скалы. — На выход, дальше только пешком. Хотя сказано это было с некоторым сожалением, Кайнос был только счастлив вновь ступить ногами на твёрдую землю, пусть даже его всё ещё немного покачивало после поездки. А вот Герк, похоже, чувствовал себя превосходно, бодро вышагивал по скалистому берегу и всё выглядывал кого-то на ровной водной глади. — Опять ты?! — гаркнуло неожиданно над самым ухом, а через мгновение мерзкого вида старец в видавшем виды плаще показался из тумана вместе со своей трухлявой лодкой. — Зачем пожаловал? Я же вроде никого из твоих в последнее время не перевозил… — У меня дело, важное, — он поманил перевозчика душ рукой и нарочито громким шёпотом пояснил: — Вон, видишь парня? Сын Аида. Ты прикинь? — А что, наш хозяин ещё ого-го! — прихвастнул Харон и почти дружелюбно, во всяком случае, предельно дружелюбно для того, кто работает исключительно с мертвецами, пригласил обоих в лодку. — Тут уж я мигом довезу, раз уж такое дело. — Только это между нами, да? — Да само собой, — кивнул перевозчик, и только наивный смертный вроде Кайноса мог бы на такое представление купиться. Геркулес же дураком не был и отлично понимал, когда раскрывал Харону «секрет», что ещё до обеда весь Олимп будет в курсе, а если прибавить к этому, что первыми узнавшими, наверняка, будут Гермес и Дионис, так сплетня обрастёт пикантными подробностями и приобретёт вселенские масштабы. Только бы с количеством детей не напутали, а то весть о собственной многодетности старина Аид может и не перенести. Он-то, разумеется, бог, но сердце-то не казённое.
***
— Геркулес, какая встреча! Давно не виделись. Как отец, дети, жена? Внуки, может быть? — Аид при виде гостей подорвался с трона, вышел на встречу и на короткий миг расщедрился на широкую, пусть и не слишком-то искреннюю улыбку. — В общем, говори, зачем пожаловал, забирай, кого ты там хотел, и проваливай уже. Занят я сегодня, мойры обещали на обед зайти, так что давай побыстрее. — Да я тебе вот сына привёл, — протянул Герк и вытолкнул своего не в меру смущённого спутника вперёд. — Ты же только на той неделе забирал кого-то из сыновей, нет? Или надоел уже кто-то? Так мог бы и попроще, чем с личной доставкой. А впрочем, ладно, река там, скидывай, если хочешь, или он сам прыгнет. Без меня, в общем, разберётесь. Хотя странно это, впрочем, — взгляд его остановился на Кайносе, губы чуть скривились. — В чём-то я тебя понимаю, я бы такого тоже убил, больно страшненький. Да и на тебя не особенно похож. Что, Герк, жена подгуляла, а? — Вообще-то это не мой сын. — А чей же? Мой, что ли? — Ну да. — Не-е-е-ет, — Аид осторожно приблизился, обошёл новоявленного сына кругом, потыкал пальцем, словно тот мог исчезнуть или сдуться как воздушный шарик, поцокал языком, не без брезгливости на лице потянул за тёмный локон и снова обратился к Геркулесу. — Может, всё-таки не мой? Мы ведь и не похожи вовсе… — А по-моему одно лицо! — звонкий голос разнёсся по всей зале, а следом и его обладатель — быстроногий Гермес задорно спрыгнул с лодки на берег. Не успел Аид толком удивиться или возмутиться, как и все остальные обитатели Олимпа заполонили его обитель. Зевс, как обычно, подпалил своими молниями потолок, Афродита насорила розовых лепестков, а с Поседойна так и до сих пор вода стекала. — Ты сам-то откуда, мальчик? — заботливо осведомился Зевс, пока все остальные искали сходства между отцом и сыном. — Зовут тебя как? — Я Кайнос, из Спарты. — Странно, я думала, в Спарте таких со скал сбрасывают, — задумчиво и не к месту высказалась Афина, но быстро смолкла под грозным взглядом Громовержца. — Ага, вот тут-то ты и прокололся, самозванец! — возликовал вмиг повеселевший Аид, если бы не избыток богов, он бы даже сплясал на радостях, а так ограничился самодовольным оскалом. — В Спарте-то я уже лет пятьдесят, как не бывал, даже случайно, даже проездом. Так что не могу я быть твоим отцом, не могу и всё тут! — Хорош бы, если б так. Только мама моя говорила, что именно вы мой отец. Да и жила она в то время не в Спарте, а в Трое. Но вы ведь и там не были, ведь правда? — с надеждой уточнил Кайнос и доверчиво заглянул в глаза, которые, по идее, должны были внушать нестерпимый ужас смертным. Аид с тоской понял, что запахло жареным. А Зевс за спиной Кайноса откровенно ликовал и отплясывал какой-то несуразный танец. — Ну, что, братец, — иронично протянул он и по-отечески приобнял племянничка за плечи. — Скажешь, что и в Трое тебя не было? Лет эдак семнадцать назад? А ведь молчун какой, ни словом не обмолвился! Что ж, поздравляю, папаша. Не хочешь сына обнять? — Разумеется, — он с крайне недовольным видом приблизился, вцепился парню в предплечья так, что у того, наверняка, синяки останутся, прижал к широкой груди и мстительно прошептал на ухо прежде, чем выпустить: — Ты мне за это ответишь, паршивец! — Он хочет меня убить! — истошно заорал Кайнос и на добрых два метра отскочил от отца. — Не могу я быть сыном такого чудовища! Спасите меня, кто-нибудь. — Адик! — укоризненно воскликнул Зевс, покачал головой и попытался успокоить испуганного мальца, но не тут-то было. — Да что я сделал-то?! У парня с головой не всё в порядке. И, похоже, это наследственное. Нет, правда, нормальные матери-одиночки врут своим детям, что их отцы героически погибли на войне. В крайнем случае, придумывают что-то о родстве с тобой или вон, с Аполлоном. Но это уже ни в какие ворота! Какой из меня отец? — Вот-вот, — поддакнул Кайнос, — мой отец не может быть таким уродом! — Я бы попросил, юноша. Да и как раз таки в том, что отец ваш был тем ещё уродом, я вполне уверен. — Спокойнее, спокойнее, — поспешил разнять их Громовержец. — К чему нам лишние споры? Возможно, вы хотите побыть вдвоём, обсудить что-то? Всё-таки давно… эээ… в смысле, никогда не виделись. — Да-да, ты абсолютно прав, дорогой братец! — Аид уцепился за эту фразу, как спасительную соломинку, и быстро вытолкал олимпийцев под благовидным предлогом. Ведь объяснять им, что у него чрезвычайно важная встреча, исход которой может сильно повлиять на дальнейшие планы по захвату злополучной горы, было делом гиблым и заведомо провальным. Боги его забот никогда не понимали. Но вот, наконец, он остался один на один со своей персональной головной болью, заявлявшей о кровном родстве, нахмурился и навис скалой над сыном, уперев руки в бока. Кайнос невольно съёжился, отшатнулся и мысленно попрощался с жизнью. На миг промелькнула упадническая мысль, что с тем же успехом он мог не беспокоить Геркулеса и просто броситься с обрыва. — Ну, вот что, Казус… — Я Кайнос! — пискнуло недоразумение. — Да плевать! Ко мне скоро должны прийти крайне важные мойры. И мне бы очень хотелось, чтобы на это время ты куда-нибудь пропал и не показывался на глаза. А потом… да фиг бы с ним, с этим потом, тут бы хоть до вечера дотянуть. Это мир, судя по всему, основательно рехнулся, раз уже богу смерти детей приписывают. Паник! Боль! Уберите это с глаз моих долой.
***
Паник и Боль оказались на удивление милыми и гостеприимными созданиями, объяснили, что Аид, на самом деле, не такой плохой парень, просто частенько зацикливается на всякой ерунде вроде завоевания Олимпа, убийства героев и прочего в том же духе. Потом они на троих распили что-то из божественных запасов, и Кайнос рассказал, как мечтал стать героем и побеждать чудовищ. А Паник поведал, что его мечтой всегда было играть в греческом театре. После нескольких пантомим юный герой даже признал, что никто лучше не сыграл бы Эвридику. Ещё пара чарок пролили свет на детскую мечту Боли: победить в олимпийских играх. Правда, демонстрировать он не стал, да и Кайнос так и сообразил, в каком виде соревнований Боль мог бы не то, что победить, а хотя бы поучаствовать. А потом они начали смешивать, и в ход пошли истории о тяжёлом детстве. Впрочем, аидовы прихвостни быстро признали, что в сравнении с рассказами смертного их жизнь от самого рождения была замечательной как волшебная сказка. И даже то, что мать Боли хотела его придушить, едва увидев, а родители Паника трижды пытались утопить своего отпрыска, не сыграло особой роли. Ещё полбутылки — и Кайнос уже плакал на плече у Боли, используя тогу Паника как платок. — … А… а потом они стали бросаться в меня камнями и грязью. — Да-а, малыш, дети порой бывают такими жестокими, — покивал Паник и в очередной раз предпринял тщетную попытку спасти своё одеяние. — Вот нас, помню, один карапуз чуть не придушил. И ведь главное, ни за что! — Это были преподаватели, — обиженно буркнул Кай и шмыгнул носом. — Дети ко мне вообще боялись подходить. — И что, позвольте узнать, здесь происходит? — грозный рык сверху прервал вечер воспоминаний, початая бутылка от сильного пинка упала, расплескав содержимое. Паник и Боль мгновенно подорвались и вжались в ближайшую стену, попытались закосить под мох. Один Кайнос остался сидеть на месте с растерянным видом. — Мало вам того, что вы все мои планы срываете, так решили ещё и сына моего споить? Совсем сдурели?! — М-мы и не думали, х-хозяин! — Вон пошли! — Па-апка! — коротко взвизгнул малолетний алкоголик, чуть передвинулся и намертво вцепился в ногу свежеобретённого родственника, от чего тот, само собой, в особый восторг не пришёл. — Мне без тебя так плохо было, так плохо! Если бы ты только знал… — Ну, ничего, малыш. Всё будет хорошо, — Аид наклонился и неловко потрепал отпрыска по голове. — Теперь же я рядом, да? — А-ага, только меня всё равно что-то подташнивает…
***
Жуткие, леденящие душу звуки разнеслись по царству мёртвых. Души умерших, кружащие в бездонной Лете, исторгли полный страдания и жалости стон, Цербер склонил свои огромные головы, поджал венчающийся ядовитым жалом хвост. Харон, веками не сходивший на твердь земную или же подземную, причалил к берегу. Не мог он править на эти звуки, так невыносимы они были. — Нет, кифара тоже определённо не твоё, — Аид поспешно вырвал из рук юнца инструмент и отбросил подальше. — Может быть, тебе попробовать заняться стихами? — Нет, хозяин, с этим уже пробовали, ещё хуже, — вмешались Паник и Боль. — А я всё равно хотел бы попробовать стать героем! Как Геркулес! — мечтательно воскликнул Кайнос, подхватил отломившийся кусок сталактита на манер меча и пару раз взмахнул так, что все вокруг непроизвольно вздрогнули. — Может быть, остался ещё какой-нибудь учитель? — Нет, Казус, на прошлой неделе последний от тебя отказался, — со скрытым облегчением возразил Аид. С тем количеством разрушений, которые приносил его отпрыск, не будучи вооружённым, было бы грандиознейшей ошибкой давать ему в руки не то, что меч, а даже коротенький не заточенный клинок. — Хозяин, — Паник подполз поближе к трону, подёргал бога за рукав и прошептал, как тот наклонился поближе: — А что, если просто отправить его на Олимп? С его талантами этот парень там за неделю всё разрушит! — Ты идиот? Мне нужен Олимп, а не его догорающие руины! Отказать. — А если ему девушку найти? Ну, как Мегара помогла Геркулесу стать героем, так и нашему какая-нибудь подсобит, а? — Я, кажется, просил не упоминать при мне эти имена, хм? — проскрежетал Аид, скептически оглядел Кайноса, забавляющегося со сталактитом, и тяжко вздохнул. — Боюсь, это безнадёжный случай. У трупа больше шансов на устройство личной жизни. Бледная кожа, спутанные лохмы, улыбка эта неприятная… и в кого он такой? — Не имеем понятия, хозяин, — в один голос откликнулись Паник и Боль. — А зачем нам вообще с ним возиться? Может, отправить обратно на землю, пусть там всё крушит. — Как же? Он ведь мой сын, единственный, тем более! Родная кровь, наследник и всё такое, — нарочито громко ответил Аид, кивнул на счастливую улыбку наследничка, дождался, пока тот вновь увлечётся своей игрой и уже значительно тише добавил: — Если честно, мне просто мойры сказали, что это вот недоразумение поможет мне захватить Олимп, если я позабочусь о нём, как о собственном сыне. Но клянусь Стиксом, не представляю, как мне это сделать! Сдаётся мне, этот Казус скорее меня убьёт, чем завоюет Олимп! — Пап! А ты не думал, что здесь как-то мрачновато? Не хватает светлых тонов, что ли… ремонтик бы сделать, такой, чисто косметический. — Конечно, сынок, как скажешь, — покаянно откликнулся Аид и убитым голосом пояснил для своих слуг: — Не только меня убьёт, но и весь подземный мир уничтожит…
Эпилог
Зевс восседал на своём златокованом троне, как никогда довольный собой. Вдалеке раздавались мерные удары гефестова молота о наковальню, Гера нашла себя в вышивании и, наконец-то, не пилила мужа тем, что ей, видите ли, скучно и ни смертные, ни привычные божественные забавы не веселят. Жизнь, определённо, была прекрасна. — Ох, Громовержец, сомневаемся мы, — высказалась одна из трёх мойр, стоящих перед ним. Две другие планомерно уничтожали амброзию и живительные вина. — Всё-таки с судьбой, как и со смертью, шутки плохи. — Но вы же всё ему сказали, как я велел? — сурово уточнил Зевс. — Мы-то всё сказали, но Аид ведь узнает, разозлится… — Ну, это когда ещё будет! А пока пусть с сынишкой повозится, делом займётся, а то надоел уже, в самом деле. Который век от него покоя нет! То сына у меня похитит, то титанов выпустит, то чудовищ каких на смертных напустит. На него героев не напасёшься. — Судьба такая, владыка, — пожала плечами мойра, вытянула очередную нить, подняла на свет, прикидывая, сейчас резать или ещё годков пять подождать. — У каждого свой рок… — Подождёт судьба. А рок… Бог я или как? Мне уже Гера весь мозг выклевала с этой судьбой, роком, надоело! Отпуск у меня, точка. К римлянам загляну, что ли. А то мне эти греки хуже горькой редьки стали, опостылели со своим однообразием. Войны, гекатомбы, снова войны, опять гекатомбы. Меня от их мяса тошнить скоро будет! — Не ропщи, громовержец, — мудро изрекла мойра и замотала нить обратно в общий клубок. — Скоро и того не будет. — Вот ещё глупость скажешь! Куда же это всё денется? Люди богов издревле почитали и всегда почитать будут, а значит, и жертвы приносить, и чествования устраивать. Как же они без этого? Уж в чём, а в смертных я уверен, веками они мне молились, и дальше так же будет! — Ой, не зарекайся, великий Зевс, — покачав головой, пробормотала мойра, отступила от трона и торопливо утянула за собой сестёр. — Ой, не зарекайся!